Прогулка по заброшенным воспоминаниям - Рассказ

Перечитовал Хемингуэя - "Париж праздник который всегда с тобой". Я ходил по Тель Авиву и читал про то как он, почти сто лет назад, ходил по улицам Парижа.

"Читая в автобусе или бродя по Тель Авиву я заметил как мое восприятие переплетается с настроениями книги и улицы. Книга пробуждала во мне мысли а улица - чувства, кидая меня то в прошлое, то в настоящее"

Это все скорей причина, а рассказ (PDF) совсем про другое... 

Прогулка по заброшенным Воспоминаниям

"Я перечитал последний абзац и поднял голову, ища глазами девушку, но она уже ушла... Закончив рассказ, я всегда чувствовал себя опустошенным, мне бывало грустно и радостно, как после близости с женщиной" 

Я оторвался от книжки и посмотрел в окно. Автобус проезжал мост Роках и сквозь грязное стекло, я увидел Пальмы и зеленый газон парка Яркон. С тех пор как я поднялся в автобус, по радио проигрывали альбом Эльсианны. Ее голос загипнотизировал меня и мне очень захотел прогуляться и подышать прохладным, влажным воздухом. К тому же меня укачало от чтения и казалось что мелкие капли дождя моментально смоют с меня тошноту. До дома было еще далековато, около часу если идти стремительной походкой и я решил проехать ближайшую остановку и выйти на следующей. 

- Можно я присяду около тебя? - Не дождавшись моего ответа, незнакомый старик сел на кресло около меня. Мне стало неловко что вот-вот придется потревожить его чтоб выйти. 

- Когда то я тоже много читал, но со временем разучился мечтать и перестал. 

Я оторвал взгляд от окна и мельком посмотрел на старика. Он смотрел на меня чуть скосив глаза, будто бы был не в состоянии повернуть голову еще чуточку направо. Я из вежливости улыбнулся ему но у меня не было никакого желания разговаривать. Более того, мне не хотелось его даже слушать и я пожалел что не вышел на предыдущей остановке. 

- Ты не желаешь со мной беседовать - мы оба смотрели вперед и я не видел его лица но в интонации произнесенной им слов, отчетливо слышал его улыбку - прочитай мне что нибудь из твоей книжки - попросил старик и в его голосе я услышал как он закрыл глаза. 

Не смотря на тошноту, ситуация стала меня забавлять. Я открыл Киндл и улыбнулся начав читать абзац который прочел минуту назад когда автобус поднимался на мост.  

- Думаешь она была хороша собой? - старик хрипло засмеялся. Он смотрел вперед едва наклонив голову. 

- Думаю что нет - коротко ответил я и встал чтоб выйти. Автобус начал сбрасывать скорость. Я думал только о том как поскорее выйти.

Оказавшись на улице, меня тут же обдало порывом мокрого, колючего ветра. Как это обычно бывает, ожидание не оправдалось и тошноту моментально не сняло, но стало легче. Я решил углубиться в парк, чтоб пойти вдоль реки. Провожая автобус взглядом, я увидел как старик неподвижно сидит на том же месте и смотрит вперед. 

Пока я шел, дождь усилился и я остановился переждать под мостом. Присев на каменный забор и закурив сигарету, я открыл Киндл и продолжил читать. Мысли у меня были рассеяны и я не обращал внимание на то что читаю. Предложение сменяется другим а следующее, следующим, как падающие листья с дерева, которым нет конца, и кажется что один листик ничем не отделяется от другого, разве что хронологическим порядком падения. Иногда, во всем этом листопаде, ненавязчиво все же проскакивает более яркий, более красочный листок, или просто луч света и взгляд одновременно упали на него, а порыв ветра, подувшего именно в это мгновение, повернул листок, более красочной, наружной стороной.

“К этому времени мы очень полюбили друг друга, и я уже знал, что если я чего-нибудь не понимаю, это еще не значит, что это плохо”

Я редко перечитываю книги но посоветовав ее другу, мне и самому захотелось прочесть ее еще раз. На этот раз я читал ее окруженный городским пейзажем. Читая в автобусе или бродя по Тель Авиву я заметил как мое восприятие переплетается с настроениями книги и улицы. Книга пробуждала во мне мысли а улица - чувства, кидая меня то в прошлое, то в настоящее. Вчера, проходя мимо Синематека, я неожиданно вспомнил как подростком на третий день Хануки зашел в банк и попал на зажигание третьей свечи. Я взял билетик и занял очередь в кассу, как за моей спиной кто-то запел. Обернувшись, я увидел как вся работа Банка остановилась и к Директору- невысокому мужчине с большим круглым животом на другой стороне зала, улыбаясь, подходят работники и клиенты. Другой работник банка, мужчина лет шестидесяти, с добрым лицом, зажег три свечи, воспевая хвалу господу и благодаря всевышнего за сотворенное чудо. Мне показалось что неоновые лампы ослабли а свечи окрашивали лица дребезжащим, теплым светом. После, все вернулись к своим местам с пончиками в руках и хорошим настроением.

Эти сказочные семь минут и тридцать четыре секунды запомнились мне на всю жизнь. Выйдя на улицу, по дороге к автобусной станции, я задумался тогда - как я могу доверять всем этим людям? Безусловно - приятно и чувственно. Но честно ли и справедливо? Ведь у солдат с обеих сторон свое, обещающие победу божество. Разве солютируя Тирану и Убийце люди не испытывают подъем духа и уверенность в своем превосходстве и правоте? Конечно не ново, я и не претендую, но тогда мне эта мысль банальной не показалась. Я продолжил над ней размышлять и на нити связывающей меня сегодняшнего с тем мальчиком сплелись узелки этих размышлений.

Под волной воспоминаний, я присел на скамейку под деревом, недалеко от Синематека. Посередине площади, сидели подростки и негромко пели под гитару. Я долго не мог вспомнить ее имя, имя той что на время превратила меня в смелого и дерзкого. У нее были черные вьющиеся волосы, чуть выше плечей, темно синие глаза, маленькая грудь и острый пронзающий взгляд. Ноа. Мы рисовали граффити на стенках Бней Брака. Сначала по ночам - распятого на кресте - а позже, при дневном свете, готическим стилем писали "бог умер". 

Я впервые увидел ее в автобусе. Ее окружили трое мужчин угрожающе махая руками перед лицом и громко крича. Она посмотрела вокруг и, как мне показалось, улыбнулась мне. Ее дерзкая улыбка ничуть не поколеблилась и после пощечины которую влепил ей младший из трех мужчин. Она посмотрела на него снизу вверх и треснула его что есть силы по яйцам. Автобус как раз остановился около моей остановки. Выходя, я со всей силы толкнул старшего, что держал ее за воротник майки. Чтоб не упасть, ему пришлось отпустить ее и схватится за перекладину. Мы выбежали и я долго бежал за ней вслед. Третий мужчина выбежал из автобуса но не успев схватить ее, не продолжил погоню. Эта была ее первая попытка, она пыталась нарисовать член рядом с надписью "кошерное, под наблюдением Бадац" на улице Жаботинского в Рамат Гане. Один из держащих ее мужчин, тот что выскочил за нами из автобуса но не продолжил погоню, был хозяином маленькой лавки торгующей шаурмой. Позже, когда она стала Веганом, ему пришлось немало за нами побегать. 

На время, наши пути, Ноин и мой, слились в одну извилистую тропинку. Мы протаптывали ее ежедневно, то пробираясь через густые джунгли, закрывающие солнечный свет, то по пустыне, прищурив глаза. Подпитывая собственный цинизм, мы породили бесконечное поле антагонизма. Вначале наш протест был сфокусирован против религии. Мы раздавали спички у Гроба Господня призывая не ждать снисхождения Благодатного огня - вот же он, прикуривайте. После, в Рамадан, мы разожгли небольшой одноразовый мангал прямо на улице Яффо и положили куриные крылышки, заранее вызвав полицию под предлогом личной безопасности. Они не успели приехать и нам повезло что мы были на великах а гнавшиеся за нами ребята как видно ослабли из за поста. 

В день всепрощения, 98-го года, я оказался в больнице после того как мы имитировали секс у входа в синагогу. Традиционно нарядившись в белое мы отправились гулять по Рамат Гану. На улице Биалика мы заговорили о наших сексуальных фантазиях, нарочно повысив голос и демонстрируя возможные звуковые эффекты. Напротив памятника Биалика мы, остановившись у входа в синагогу, начали вызывающе целоватся, обнимая друг друга, гладя и трогая, со стонами и явно с преувеличенным возбуждением. Не помню как долго мы это проделывали когда нас стали растягивать в разные стороны. Кровь моментально ударила в голову и глупая игра превратилась в еще более глупую борьбу за свободу. Я бил и толкал всех кто попадался мне на глаза, кусал тех кто пытались меня схватить. Я бегал вокруг и повалил немало мужиков пока им все же не удалось меня выключить. В какой то момент земля резко поднялась и ударила в лицо. Как в тумане помню как меня забрали на скорой. В больнице я долго ждал врача, сперва один, потом вместе с ней - ей пришлось ехать в больницу Ихилов на велике. Мне наложили восемнадцать швов и я неделю питался жидкостями. Она громко смеялась имитируя мой психоз бегая по комнате и кривляясь. Оказалось, что ее почти сразу же оттащили в сторону и бросили на дороге, в то время как меня окружили и пинали ногами. Я дослушал ее и заметив что светлеет, прошептал единственную утреннюю молитву которую знал - "спасибо что не сотворил меня женщиной". 

“Я заказал еще рому и каждый раз поглядывал на девушку, когда поднимал голову или точил карандаш точилкой, из которой на блюдце рядом с рюмкой ложились тонкими колечками деревянные стружки”

Я прервал чтение и подходя к очередному перекрестку, поднял взгляд. Проходя мимо бара "Сильвия" на улице Mенахем Бегин. За высокими столиками сидела симпатичная парочка и я решил выпить кружку пива. Много раз проходя мимо, я смотрел на улыбки сидящих здесь людей и мне хотелось встретить знакомого, чтоб вот так же остановиться на время и просто посидеть смотря на прохожих. Тель Авив успокаивается на пятнадцать минут заката. Так наверное происходит со всеми прибрежным городами граничившие с морем или океаном с западной стороны. Жители этих городов подсознательно ощущают погружающиеся в море солнце. Они провожают день так, как будто бы сидят на берегу и наблюдают медленное слияние огня и воды. Девушка за соседним столиком закурила сигарету и запах марихуаны навеял на меня радость и новые воспоминания.

Исчерпав нашу неприязнь к религии мы открыли для себя магию марихуаны. На какое то время мир перестал существовать. Мы проводили целые дни в закрытой комнате где мы курили, любили друг друга, спали и снова курили и снова любили. Мы выходили с наступлением темноты голодные как дикие звери. Поев мы повторяли все заново на пляже, в кинотеатре, на заднем сидении автобуса, в парке... Нас прогоняли, вызывали полицию, били, но нам было все равно, мы были счастливы. Мы курили и ходили на митинги против оккупации территорий Иудеи и Самарии, а на завтра курили опять и митинговали против мирных переговоров. Подружившись с Тель Авивскими анархистами мы по вечерам пили водку и блевали в фонтан на площади Рабина несколько часов после того как зажигали свечки около монумента в его память. Мы рисовали граффити против войны и насилия на заборах военной базы Кирья и вешали плакаты за легализацию проституции на бульваре Ротшильд. 

- Мне необходимо влюбится - она шепнула мне на ухо и села мне на колени. Я посмотрел на нее спокойным взглядом чувствуя что она еще незакончила. Глядя мне в глаза она продолжила, уже громче:

- Тебя я люблю... а влюбится в того кого любишь невозможно. 

Выпуская ароматный дым, девушка за соседним столиком улыбнулась моей задумчивости и протянула мне сигарету. Я пару раз сильно затянулся и в знак благодарности кивнул ей, выпуская дым. На улице зажглись фонари и прохожих стало больше. Шум проезжавших мимо автобусов возвращал меня за столик, выбрасывая обратно из воспоминаний как волны выбрасывают ослабевшую медузу на берег. Я глотал воздух и встал, на ходу допивая оставшееся, в высоком стакане, пиво. Медленной походкой я дошел до автобусной остановки как раз к подоспевшему автобусу. В автобусе играло радио и я слабо услышал знакомый голос Элсианны:

You got to know 

I'm always in the way

Upside down to you

Open to all

These tangled knots of living

Finally caught me too

Don't leave me alone

Standing here for ever

Hoping you how ever 

По запотевшему окну скатываются капли дождя. Я осознал что промок. По улице ползали зонтики а по дорогам бежали узкие ручейки. Мы расстались - она повзрослела а меня призвали в армию и научили стрелять. 

"Позднее он понял, что крылья его повреждены, и понял, как они устроены, и научился думать, но летать больше не мог, потому что любовь к полетам исчезла, а в памяти осталось только, как легко ему леталось когда-то..."

Дождь приутих и затушив сигарету я вышел из под моста и направился вдоль реки. Дул сильный северный ветер и мне очень хотелось перестать ему сопротивляться. Я шел один. Шакалы как будто бы не замечая меня, носились маленькими стаями по пышной, зеленой траве. Я заражался их радостью и мне тоже захотелось побежать. Вместо этого я остановился. Далеко впереди, на деревянном мостике, стоял старик. Теперь он выглядел по другому и казался до боли знакомым. Мое сознание расплылось охватывая парк целиком и во все времена. Я стоял и смотрел как он кормит шакалов. Шакалы подбегали и ели с моих рук, радостно окружив меня со всех сторон. 

Тель Авив, 2018

Я